«На самом деле», т.н. проблема вагонетки – совсем не о морали, а о жертвоприношении. В нем, конечно, тоже есть мораль, но механическая и давно порешенная: можно ли принести в жертву кого-то одного, чтобы спасти многих (в идеале – все сообщество)? В этом, собственно, и заключается смысл козла отпущения. То есть ответ – да, конечно, давайте, несите, круто.
Между тем проблема вагонетки – выдуманная, и «безумный философ», привязавший пять людей к рельсам, убедителен как вообще нет. Подобного рода, хотя и тоже выдуманные, ситуации любит моделировать Стивен Кинг. В его «Буре столетия» проблема та же самая: в город приходит колдун, начинает убивать людей и говорит, что он оставит всех в покое, если ему в ученики отдадут мальчика. В итоге ему его отдают, но дело даже не в этом: дело в том, что жертвоприношение никогда не доводит до добра. Город оказывается совершенно опустошен, все его жители до конца своих дней смотрят в землю и забывают, что такое радость. Собственно, совершенно в том же заключается смысл «теории сатисфакции» Ансельма Кентерберийского и всей более ранней теории искупления: Иисус действительно приносится в жертву за грехи мира, т.е. за рычаг дергает сам Бог. Поэтому мем с Иисусом вместо «толстяка» – никакая не шутка.
То же самое, в общем-то, происходит, когда нужно кого-то массово покарать, а кого именно – непонятно, потому что приходится выбирать. В биографии того же Жирара описывается, что одним из источников его концепции послужила расправа над «коллаборационистами» после освобождения Парижа от оккупации. Что людей расстреливали без суда и следствия – это понятно, но гораздо противнее был изобретенный на месте унизительный ритуал: женщин, которых обоснованно или нет подозревали в связях с немцами, брили налысо, раздевали и прогоняли «стриженых» через весь город сквозь гогочущую и улюлюкающую толпу. Выбраны они были более-менее случайно: более слабые, очевидно менее виноватые, чем ла Рошель и Петен. Конечно, это не убийство, но фотографии говорят сами за себя.