ехал грека через реку, видит грека — в реке двор, на дворе трава, на траве от топота копыт пыль сшила капюшон, а клара у карла лавировала, лавировала, да не высосала сушку.

это многорукий бухающий бог идисюдаслышива. прояви уважение, или он утопит тебя в пиве.

люблю дождь, в нём можно спрятать другой дождь, в который помещается ещё один дождь с дождём внутри. не спрашивай, зачем это всё, просто надень сомбреро и кричи как дельфин, так надо.

планы на день:

1. лишиться глебственности.
2. устроить техасскую резню рыбой-пилой.
3. собрать все камни бесконечности в своих почках вечности.
4. самообороняться самообманом.
5. надеть бахилы-паразиты, которые будут управлять моими ногами, заставляя ходить в пятёрочку и просто нюхать там ананасы.
6. по приколу позвонить соседям в дверь и умереть под ней.

я потратил всю капусту, но не отчаиваюсь, потому что в холодильнике у меня была заначка в помидолларах.

избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне другим задом, двужопое ты уёбище.

говорят, если в библиотеке громко зевнуть, то к тебе в рот залетит библиотекарша и совьёт там гнездо из закладок.

кто рано встаёт, тому бог щекочет пупок так пальцем атататат вставай соня весь день проспишь пидорас)

районы, кварталы, жилые массивы,
так, и зачем ты опять в лосинах объясни мне зачем и как ты их натянула вообще посмотри на свой срачельник там астронавты высадились.

держу удачу за узду, ну а тёлок — за пизду.

губки бантиком, бровки домиком,
похож на маленького бантикогубчатого броведомика.

на дворе трава, на траве дрова, на дровах яйцо, яйцо в утке, утка за репку, репка била, била, не разбила дом, который построил джек.

алло, здравствуйте, это отопление? отопите мне душу.

помню, я как-то засунул своей девушке руку в трусики и нашёл там свой старый трёхколёсный велик, ух, я раньше гонял на нём во дворе, смешной такой, в сандалях.

однажды мама отправила меня в магазин за хлебом, но хлеба не было, и я принёс боль, хаос, разрушения и плюшевого бегемота, отсидевшего за убийство.

когда пытаешься сказать себе, что ты себя уже заебал.

доброе утро. сегодня мне снилось, как я с друзьями пошёл на пляж. это был самый разгар лета: на календаре июль во всю избивал июнь, а на столбике термометра висели казнённые мексиканские наркоторговцы. идеальная погода для отдыха на тёпленьком песке под глазами. собрав всё необходимое (тапочки, плавки, тапочки-плавки, тапочлавки, плавательные тапочки, тапочные плавалки, крем для загара тапочек и плавок, а также подсолнух с тапочками и плавками вместо семян), я, андрей и вика попросили автора этого текста резко и без объяснений переместить нас на пляж. и вот уже морщинистое солнце обжигает наши роговицы, прибитые гвоздями к небу чайки напевают какую-то акапеллу на латыни, в воде кипят лопающиеся дети, а их родители умиляются и строят песчаные гробы. вика оттолкнула нас с андреем в сторону и с криком "кто последний в воду, тот лох" прыгнула в полторашку жигулей. она захлебнулась и утонула, поэтому ушла домой пораньше. андрей расстелил полотенце и принялся загорать, но промахнулся и утонул в полторашке жигулей. "ну что это за друзья? вечно оставляют меня одного в разгар веселья", — подумал я, будучи полторашкой жигулей, и побежал плавиться к детишкам в море. больше меня никто не видел. потому что меня и не было. как и вики, как и андрея, как и пляжа, как и плавательных тапочек, как и доброго утра. был лишь двор и больная фантазия одинокого мальчика, играющего в песочнице с помятыми полуторалитровыми бутылками жигулёвского, которых у него дома было предостаточно. песочница помогала ему отвлечься от алкоголика-отца, ежедневно избивающего проститутку-жену, и старшего брата-наркомана. но мальчик всё равно продолжал любить их всем сердцем, несмотря ни на что. и поэтому он перерезал глотки этим мразям, пока те спали, а сам выпрыгнул в окно с девятнадцатого этажа.