Вооружённые булыжниками и арматурой, мы несколько ночей к ряду защищали от жандармов парижские баррикады,пока в тумане слезоточивого газа не забрезжил новый мир. Мы прорвались через ряды акабов к зданию оперы, захватив его, приспособив под общегородские ассамблеи и круглосуточные дискуссии по всем вопросам, касающимся нового мира, который возможен. Мы организовали подпольную сеть взаимопомощи и создали подходящие медицинские условия для нелегальных абортов, а также необходимую атмосферу поддержки и внимания, хотя религиозные фанатики и моралисты с радостью смотрели бы на нас подыхающими в слезах и позоре в подворотнях. Когда враги окружили нас на улицах Нью-Йорка, мы массировали друг другу плечи в ожидании ареста. В Квебеке мы разобрали дорожное покрытие и выбивали булыжниками на дорожных знаках давно забытые ритмы Земли. И звук был более всеобъемлющим, чем любая песня, исполненная когда либо в концертном зале. Когда нас попытались окружить забором и ментами, мы перекрыли центральную улицу города. Мы хватали заборы и прорывались через ментовское оцепление, когда они пытались разделить нас и отрезать от наших друзей. Мы грабили банки Сантьяго, чтобы финансировать печать сборников оскорбительной антигосударственной поэзии. На улицах Греции и Франции мы раздавали людям продукты из супермаркетов. Мы выносили нужную нам одежду и деньги из фашистских лавочек и шоу-румов. В Сибири мы составляли безумные планы побегов – и воплощали их в жизнь, перебираясь на другой конец земли с поддельными документами и заимствованными деньгами, чтобы наконец оказаться в тёплых объятиях наших друзей. В Монтевидео, засквотированном городе, мы строили хижины из штакетника и пластикового сайдинга, воровали электричество у местной энергетической компании, обсуждали с нашими соседями возможности внести посильный вклад в жизнь всего коммьюнити. Когда в Сан-Диего нас бросили в тюрьмы за высказывание наших убеждений вслух, мы позвали в гости друзей, наполнив их тюрьмы до отказа. Им пришлось изменить свою политику. Мы устраивались жить на деревьях в Орегоне, чтобы защитить родные нашим сердцам леса от вырубки. Случайно встречаясь в Мексике на пересадках с одного товарняка на другой, мы обменивались историями о сотрудничестве с сапатистами в Чиапасе, о наводнениях, случайно увиденных при проезде через Техас, о дедах и бабках сражавшихся во времена Мексиканской революции. Мы сражались в той далёкой революции. И в гражданской войне в Испании. Состояли в рядах Французского сопротивления, участвовали в русских революциях 1905-го и 1917-го – но не на стороне красных или белых. Истощённые бессонницей и плохой погодой, мы пересекали Украину на лошадях, чтобы сообщать новости о конфликтах, дававших нам шанс на завоевание личной свободы.
Напряжённые но не сломленные, мы контрабандой перевозим за границу постеры, книги, оружие, беглецов, самих себя. От Канады и до Пакистана. От Финляндии до ЮАР. С чистой совестью мы лгали операм из убойного отдела Рено, военным полицейским Сантоса, злым родителям в Осло, борцам с экстремизмом в Новосибирске и Химках.
С радостью мы говорим друг другу правду. Даже такую, какую никто и никогда не осмеливался раньше сказать.Когда мы не можем сбросить правительство, мы помогаем повзрослеть новому поколению, которое вкусит сладкий адреналин стремительных атак и тюремной каши, которое отправится на этот экзотический поиск свободы, когда мы падём от пули фашиста или чекиста или опустим руки перед лицом безжалостного наступления сервильных обывателей. Когда мы могли свергнуть правительство, мы так и поступали. Десятилетие за десятилетием, век за веком мы сменяем друг друга в качестве свидетелей перед судом. Мы кричим так громко, чтобы было слышно даже самому тугому на ухо самодовольному добропорядочному гражданину на заднем ряду зала суда: «И если бы у меня был шанс что-то изменить, я бы всё равно сделал именно так!»
Напряжённые но не сломленные, мы контрабандой перевозим за границу постеры, книги, оружие, беглецов, самих себя. От Канады и до Пакистана. От Финляндии до ЮАР. С чистой совестью мы лгали операм из убойного отдела Рено, военным полицейским Сантоса, злым родителям в Осло, борцам с экстремизмом в Новосибирске и Химках.
С радостью мы говорим друг другу правду. Даже такую, какую никто и никогда не осмеливался раньше сказать.Когда мы не можем сбросить правительство, мы помогаем повзрослеть новому поколению, которое вкусит сладкий адреналин стремительных атак и тюремной каши, которое отправится на этот экзотический поиск свободы, когда мы падём от пули фашиста или чекиста или опустим руки перед лицом безжалостного наступления сервильных обывателей. Когда мы могли свергнуть правительство, мы так и поступали. Десятилетие за десятилетием, век за веком мы сменяем друг друга в качестве свидетелей перед судом. Мы кричим так громко, чтобы было слышно даже самому тугому на ухо самодовольному добропорядочному гражданину на заднем ряду зала суда: «И если бы у меня был шанс что-то изменить, я бы всё равно сделал именно так!»
