Появилась
расшифровка разговора на любимую мою тему — литературу о современности, которая прошла в рамках премии «Фикшн35». Я сам на беседе не присутствовал, но отправил видеопривет с тезисами, потому сам сейчас с интересом прочитал, о чём же говорили Полина Бояркина из «Прочтения», Максим Мамлыга из «Подписных изданий», Сергей
@bookngrill Лебеденко, Елена Васильева и Владимир
@stoner_watching_you Панкратов.
Так вышло, что мой видеопривет показали в самом начале дискуссии, так что все собравшиеся заочно спорили со мной (я рад, на то и был рассчёт).
Хайлайтс:
— Мамлыга рассказывает, что в Северной Осетии есть книги о Беслане — правда, неясно, художественные или нет; до Москвы они почему-то не добираются.
— Он же выделяет в отдельную категорию книги как бы не о современности — в которых действие происходит в отчётливо параллельной реальности, как у Поляринова или Сальникова. Мне кажется, это несущественно. Новый фильм Тарантино, даром что происходит в фантазийной версии шестидесятых, всё равно остаётся фильмом о шестидесятых. То же и с современностью.
— Почти все несогласны с моим наглым предположением о том, что появление литературы о современности может привести к тому, что люди больше начнут читать. Скептицизм ясен, но он основан на той же кофейной гуще, что и моя надежда: может, да, а может, нет. Пока не появится литература о настоящем как тренд, а не как отдельные феномены — о последствиях можно только гадать.
— Очень правильный тезис Лебеденко: «Мне кажется важным, что когда автор говорит о современности, он работает с новым языком, то есть — с языком современности, духом современности, и это подводит меня к мысли, что нельзя специально взять и написать современную книгу. Можно просто взять и писать из себя, то что ты чувствуешь, то, о чем ты хочешь, и тогда у тебя получится довольно хорошая книга, которая так или иначе будет современной. <…> Поэтому мне кажется, что, когда мы говорим о современности, мы говорим о духе современности, реконструировать который невозможно, и нужно просто работать с писателями, делать так, чтобы писатели писали больше, и тогда у нас естественным образом будет больше текстов о современности. А давать ручку и говорить: «Иди фигачь про дело Голунова» — это так не работает».
— Елена Васильева уточняет, что «романы о современности» — это не обязательно «роман о конкретном событии в современной реальности». Разумеется, согласен с ней; понятно, что когда мы говорим, условно говоря, о «книге про дело Голунова», мы упрощаем, это самый простой способ маркировать книгу как «о современности». Книг, где действие происходит сейчас, полно, но во многих из низ нет ни грана, простите, цайтгайста. А именно цайтгайст и есть единственный признак «романа о современности»; выражен он в реальном деле Голунова или выдуманном деле Горюнова (у Глуховского) — дело десятое.
— Поразительная реплика Александра Прокоповича из АСТ:
«Мы не можем купить нормальные книги на английском языке, потому что все кинулись в сторону равенства полов, наций и так далее». Даже комментировать нечего. Он же рассказывает дикую историю о том, что якобы был сожжён тираж книги из-за пропаганды робогомосексуализма (что? да!), а про Беслан не пишут, потому что
«никто не хочет в СИЗО оказаться».
— Он же заявляет, что
«Водолазкин ограничивает свое творчество 1999 годом», видимо, забывая, что в «Брисбене» тот забирается в современность по самый Майдан. Понимаю Александра, об этом действительно хочется забыть.
— Ольга Макарен замечает, что для отражения современности отлично подходят не романы, а драматургия.
Верно.
— Панкратов:
«…мне показалось, что когда женщина пишет книгу, она берет какие-то более разнообразные темы, а у мужчины это обязательно будет мающийся человек».