Одержимость Сергея Мохова умиранием, конечно, завораживает. Его исследовательская работа, безусловно, нужная и полезная, но немного настораживает. Как желание ребенка стать прокурором.
Его «История смерти. Как мы боремся и принимаем» вышла неплохим общим введением в это самое современное умирание.
Например, Мохов рассказывает об индустрии горевания. Профессионализация горя – это старый процесс, профессии плакальщиц уже много лет. Но сейчас речь идет не о самозанятых творческих женщинах, а о профессиональных узкоспециализированных психологах. Горе для таких специалистов это не только социальное явление или источник профессионального заработка, но и инструмент политического давления. Феминистки давно превратили борьбу за право выражать свои эмоции в борьбу со всем, что не феминизм, так что ок. То есть если хотите поддержать мировую борьбу за освобождение женщин, можете разрыдаться на похоронах любимого прадедушки.
Второй сюжет, более известный и анекдотичный, связан с одержимостью советской власти идеей бессмертия или, во всяком случае, оживления своих вождей. Как известно всем, кто профессионально не любит СССР, на идеи революции имели сильное, пусть и непрямое влияние концепции космистов, в частности их основателя Николая Фёдорова. Что это значит? Это значит, что всякие иконы раннего СССР, вроде Циолковского и Богданова действительно предполагали, что технология воскрешения предков (включая главного и свежего предка – Ленина) будет реализована. Отсюда и эхо в виде мавзолея с набальзамированной чучелкой отца Революции внутри. И, если уж развивать эту тему дальше, то отсюда же растут ноги современной трансплантологии, бурно развивавшейся в СССР благодаря работе Владимира Демихова. В 1946 году Демихов пересадил донорское собачье сердце и тем самым вдохновил человечество на жизнь без смерти, киборгизацию и бог знает что ещё.
И, наконец, самый приятный сюжет – феномен позитивного отношения к смерти. Человечество продолжает по капле выдавливать из себя травмы прошлого и потому начинает смерть если уж и не отрицать в конец, то во всяком случае позитивнее к ней относиться. Поучительный пример – 27-летняя Кейтлин Даути (кстати, у меня есть обзор её книжки), владелица небольшого похоронного бюро, которая ведет свой влог. Там она рассказывает, что бывает с имплантами после смерти, как лучше хоронить толстяков и прочие забавные вещи из мира Смерти. Тут тоже не без политики и социалки. Даути критикует и дорогие гробы, и механику индустрии, и многое другое. Но тем не менее это весело. Я и сама люблю повеселиться над смертью. Как-то раз меня в Общественной палате даже заставляли извиняться за остроты по поводу гибели Мотороллы и за поддержку демотиватора о смерти Жанны Фриске. Извиняться я, понятное дело, не стала, потому что, как теперь понимаю, участвовала в общем движении за освобождение от страха смерти. А это важно, как говорят нам современные антропологи, вроде Эрнеста Беккера. Если, конечно, в основе современной цивилизации действительно не лежит отрицание страха смерти и его принятие и вышучивание не приведет к её крушению. Хотя и это будет весело.
Хорошая книга, короче, почитайте, даже если не собираетесь умирать.
Его «История смерти. Как мы боремся и принимаем» вышла неплохим общим введением в это самое современное умирание.
Например, Мохов рассказывает об индустрии горевания. Профессионализация горя – это старый процесс, профессии плакальщиц уже много лет. Но сейчас речь идет не о самозанятых творческих женщинах, а о профессиональных узкоспециализированных психологах. Горе для таких специалистов это не только социальное явление или источник профессионального заработка, но и инструмент политического давления. Феминистки давно превратили борьбу за право выражать свои эмоции в борьбу со всем, что не феминизм, так что ок. То есть если хотите поддержать мировую борьбу за освобождение женщин, можете разрыдаться на похоронах любимого прадедушки.
Второй сюжет, более известный и анекдотичный, связан с одержимостью советской власти идеей бессмертия или, во всяком случае, оживления своих вождей. Как известно всем, кто профессионально не любит СССР, на идеи революции имели сильное, пусть и непрямое влияние концепции космистов, в частности их основателя Николая Фёдорова. Что это значит? Это значит, что всякие иконы раннего СССР, вроде Циолковского и Богданова действительно предполагали, что технология воскрешения предков (включая главного и свежего предка – Ленина) будет реализована. Отсюда и эхо в виде мавзолея с набальзамированной чучелкой отца Революции внутри. И, если уж развивать эту тему дальше, то отсюда же растут ноги современной трансплантологии, бурно развивавшейся в СССР благодаря работе Владимира Демихова. В 1946 году Демихов пересадил донорское собачье сердце и тем самым вдохновил человечество на жизнь без смерти, киборгизацию и бог знает что ещё.
И, наконец, самый приятный сюжет – феномен позитивного отношения к смерти. Человечество продолжает по капле выдавливать из себя травмы прошлого и потому начинает смерть если уж и не отрицать в конец, то во всяком случае позитивнее к ней относиться. Поучительный пример – 27-летняя Кейтлин Даути (кстати, у меня есть обзор её книжки), владелица небольшого похоронного бюро, которая ведет свой влог. Там она рассказывает, что бывает с имплантами после смерти, как лучше хоронить толстяков и прочие забавные вещи из мира Смерти. Тут тоже не без политики и социалки. Даути критикует и дорогие гробы, и механику индустрии, и многое другое. Но тем не менее это весело. Я и сама люблю повеселиться над смертью. Как-то раз меня в Общественной палате даже заставляли извиняться за остроты по поводу гибели Мотороллы и за поддержку демотиватора о смерти Жанны Фриске. Извиняться я, понятное дело, не стала, потому что, как теперь понимаю, участвовала в общем движении за освобождение от страха смерти. А это важно, как говорят нам современные антропологи, вроде Эрнеста Беккера. Если, конечно, в основе современной цивилизации действительно не лежит отрицание страха смерти и его принятие и вышучивание не приведет к её крушению. Хотя и это будет весело.
Хорошая книга, короче, почитайте, даже если не собираетесь умирать.
