-- Н-ну, поверит ли, не поверит ли, -- злорадно возразил Айзик, -- а все-таки за вами после этого, на всякий случай, станут приглядывать позорче, и клянусь вам, что ни в следующую, ни в последующую пятницы вам не удастся сбежать к Серафиме!.. Я сам буду иметь честь караулить вас... Я спущу с цепи обеих наших собак и подыму такой гвалт, устрою такую травлю, что у сиятельного графа только пятки засверкают!

-- Вы мелкодушный и злой мальчишка. Я не боюсь вас и не хочу более говорить с вами! -- резко, но все-таки с кажущимся спокойствием сказала Тамара, поднявшись со скамейки, и быстрыми шагами пошла вон из беседки по направлению к дому.

Айзик постоял несколько мгновений в мучительном раздумье и затем быстро поспешил вслед за девушкой.

Вскоре он догнал ее и несколько времени молча шел на шаг позади, только грудь его взволнованно вздымалась частым порывистым дыханием.

-- Тамара! -- робко произнес он наконец молящим и почти задыхающимся голосом. -- Фрейлен Тамара!

Девушка шла не оборачиваясь.

-- Фрейлен Тамара... постойте... остановитесь... умоляю вас... фрейлен!.. Простите меня... простите!.. Я оскорбил вас, я сам не помнил, что говорил... Да, я злой, мелкодушный мальчишка, я не стою вас... я сам себя презираю, но... Бога ради!., простите, простите меня!

И схватив ее за руку, Айзик упал перед ней на колени и вдруг разрыдался.

Досадливо подергав плечами, Тамара приостановилась, намереваясь холодно и сухо попросить его оставить ее в покое; но услышав этот рыдающий и молящий шепот, ей стало жалко бедного юношу.

-- Бог с вами, бохер... Я не сержусь на вас, -- проговорила она почти без горечи, ровным, миролюбивым тоном.

-- Нет, это не то... не так, -- сокрушался Айзик. -- Когда прощают от души, говорят не так... От души простите меня, Тамара!

-- Ну, чего ж вам еще, Айзик?.. Ну, вот, я жму вашу руку -- достаточно ли так?.. Хорошо?.. Ну, я прощаю вас... Ну, чем же доказать вам еще?

Юноша, продолжая стоять на коленях, покрывал поцелуями протянутую ему руку.

-- Ну, проводите меня до дому и пособите взобраться на окошко; уж если прошу этого, значит не сержусь, -- улыбнулась девушка.

Айзик радостно вскочил на ноги и с прояснившимся духом пошел рядом с Тамарой, бессвязно нашептывая ей какие-то слова восторга, любви и благодарности.

Под окном Тамары давно уже лежала старая заброшенная колода, служившая некогда ульем. При помощи этой своеобразной приступки было очень легко и удобно вылезать и влезать в окно, так что в помощи Айзика Шацкера, собственно говоря, не было никакой надобности, но девушка позвала его нарочно, с тем расчетом, чтобы, во-первых, дать ему этой интимной просьбой доказательство ее прощения и, во-вторых, чтобы Айзик убедился, что она не останется дольше в саду и более не предпримет на сей раз ничего предосудительного.

Осторожно раздвинув полные ночной влаги душистые ветви цветущей сирени, Айзик пропустил под ними вперед Тамару и затем подсадил ее за талию на подоконник. Девушка ловко и бесшумно очутилась в своей комнате и, перегнувшись за окно, протянула гимназисту руку.

-- Спокойной ночи, Айзик! Благодарю вас, -- ласково прошептала она, с дружеским пожатием. -- Ступайте себе спать и не думайте больше обо мне таких глупостей.

Айзик давно уже не видал Тамару такой ласковой, как в эту минуту.

В последний раз горячо, хотя и беззвучно, поцеловал он ее руку и, успокоенный, даже умиленный, прокрался сквозь кусты и осторожными шагами побрел во двор, к своему сеновалу.