До начала войн, когда я посещал Югославию, она не показалась мне какой-то неевропейской страной — довольно бедная, это верно, но вряд ли более жестокая или отсталая, чем, скажем, Италия. Когда же вспыхнули конфликты, то хотя за их ужасами было психологически тяжело наблюдать, я не был так потрясён происходившим, как американские комментаторы. Эти знатоки болтали про «застарелую вражду», про религиозную и даже племенную рознь, про тёмные силы, которые должны были давно исчезнуть с европейского континента. Я же был молод, и для меня всё казалось не в пример проще: эти войны в основном были вызваны попытками самоопределения.
Заметная часть моего детства прошла в Соединённых Штатах, и я недоумевал, почему никто не может провести параллель с американской борьбой за независимость. Конечно, из Загреба и Любляны не раздавались патетические речи об общечеловеческих ценностях, но учитывая сопротивление этих республик власти Белграда, параллель казалась мне вполне очевидной. Иностранные же наблюдатели, наряду с искренним ужасом и отвращением к насилию, выказывали ещё и нотку морального превосходства. Я долго шёл к пониманию того, что для американцев и западноевропейцев эта борьба напоминала не об универсальных принципах, а о варварстве. Они как бы говорили: мы на Западе куда лучше всего этого. Мы через всё это давно уже прошли. Балканские войны сделали меня особенно чувствительным к самолюбованию подобного рода.
Отправимся на пару десятилетий в будущее, в март 2014 года. Эхо той же покровительственности — скорее недоумение, чем раздражение, но всё же слепое и непонимающее — можно было легко заметить в речах госсекретаря США Джона Керри, когда он комментировал вторжение России в Крым. «Нельзя же в XXI веке вести себя так, как в XIX: вторгаться в другую страну по абсолютно надуманному поводу», — жаловался Керри в интервью CBS. Оглядываясь назад, можно заключить, что растерянность госсекретаря запустила продолжающийся по сей день процесс: западные политики, активисты и журналисты медленно начинают осознавать, что их собственные умственные рамки совершенно необязательно соответствуют реальности. Но это открытие не привело к попыткам переосмысления. Всё свелось к смятению и разочарованию. «Этого не должно было случиться!» — звучало рефреном при выходе Великобритании из ЕС, росте антииммиграционных настроений по всей Европе, победе Дональда Трампа на президентских выборах в США. «Что пошло не так? Разве мы не выше этого?»
Очевидный ответ: «Видимо, нет». Некоторые, вроде Дэймона Линкера, заявили, что наш высокомерный взгляд на мир зависел от своеобразной «антиполитической политики» — ненасильственно-технократического подхода к управляющим структурам, которые потеряли кредит доверия у части избирателей. Другие, включая вашего покорного слугу, полагают, что ценности современного либерализма никогда не обладали легитимизирующими, интегрирующими качествами, на которые мы надеялись — как это видно на примере «Новой» Европы, где евроинтеграция не дала большинства из обещанных преимуществ.
С другой же стороны, возможно, сама постановка вопроса не вполне верна. Возможно, мы упускаем из виду самые глубинные вещи. Возможно, всё дело не в «либерализме», как его ни толкуй и описывай, а скорее в нашей интерпретации истории. Или, точнее говоря, возможно, наша проблема заключается не столько в преимуществах и недостатках либерализма, сколько в непонимании его роли в последних событиях. У нас образовалось несколько «слепых зон», из-за которых мы не можем увидеть даже то, что смотрит прямо на нас.
Опасности демократического детерминизма: почему неоконсерваторы, либерал-интернационалисты и поборники демократии неверно понимают текущий момент (перевод Тhе Аmеriсаn Intеrеst)
https://sputnikipogrom.com/translated/85143/dangers-of-determinism/Не открывается «Спутник»?
https://sputnikipogrom.omnidesk.ru/knowledge_base/item/96384Включенный прокси = всегда доступный Телеграм, несмотря на блокировки.
@proxysexybot → Старт → Применить настройки → Включить. Всё!