Общались сегодня с мейнлендовским банкирами одного из крупнейших глобальных FI.
Судьба иностранных банков в КНР до недавних пор была совсем блеклой (теперь уже просто блеклая): в рамках присоединения к ВТО в 2001 году Китай обещал распахнуть свой рынок финансовых услуг всему миру, но на практике всех обманул (Трамп, конечно, негодяй, но, как говорится, not without a point) – CBRC установил по отдельной лицензии на каждый подтип банковского чиха, после чего годами рассматривал каждое заявление, в asset management-е установили потолок иностранного участия на уровне 49%, а в страхование отказались пускать иностранцев вообще. В результате, после 12 лет присутствия на потребительском и корпоративном рынке, доля активов всех (тридцати девяти) иностранных игроков вместе взятых в банковском секторе КНР составляет меньше 1.5%, а физическое присутствие – 0.4% от общего числа банковских отделений страны.
Рискуя немного упростить реальность (в конце концов, это хороший, но все равно телеграм-канал), замечу, что замедление экономики стало причиной нового драйва, теперь чуть более искреннего, на открытие финансовых рынков внешнему капиталу. Много говорят про фондовые индексы в качестве одного из основных KPI нынешней американской администрации, но в Китае спокойствие и благолепие на публичных торговых площадках
воспринимают еще серьезнее: ритейл-инвесторы, по разным оценкам, создают здесь 80-85% объема торгов (в Америке – 2-5%, не включая mutual/ET funds). Серьезно, в Китае можно сидеть в Макдональдсе на вокзале и наблюдать, как крепкая шестидесятилетняя аишка рядом азартно тыкает в экран, «жаря акции» (炒股)。
В 2018 правительство полусерьезно занялось ограничением недвижимостного пузыря и снижением долговых рисков, что уменьшило ликвидность, потом разорвались (больше психологические) тарифные бомбы, стали вяло проявляться цикличные факторы, и потому весь прошлый год рынок медленно, тягуче, безнадежно падал, маржинальные аккаунты заставляли своих владельцев объясняться с деревенскими родственниками, у которых были заняты деньги, люди стали чуть меньше тратить и больше задумываться о будущем. Да и в целом, создавалось какое-то неприятное впечатление, что громкоголосый заморский дьявол и в самом деле может попортить нам здесь экономическую погоду, что само по себе малопристойно. Поэтому допуск нового капитала на рынок оказался делом решенным – в январе 2019 квоту QFII увеличили в два раза до $300B (столько теперь можно инвестировать в местные активы лицензированным иностранным игрокам – и их клиентам – ежегодно), а в мае намекнули, что скоро отменят ограничения вовсе.
Вторая – и более значимая – сторона нового курса на «приоткрытие» финансовой системы – допуск не просто денег, но функциональных участников рынка, которые помогут модернизировать рыночные механизмы. Гонконгер не раз писал про
проблемы местных банков в КНР, которые боятся своей тени, проваливая задачу капитальной поддержки бизнеса; то же происходит на рынке страхования, который
так и не научился зарабатывать деньги, страдая от слабости местных актуариев и непрозрачности ценообразования на рынке медицинских услуг. До сих пор китайским государственным бегемотам приходилось растить мускулы в боевых условиях – открывая бранчи в Гонконге и за рубежом (см. февральскую
заметку про гос-инвестбанкиров) – а теперь им решили создать немного конкуренции дома: с конца прошлого года крупным глобальным игрокам впервые в истории КНР стали разрешать организовать брокерские, WM- и страховые подразделения с мажоритарным контролем на материке, а также продавать населению и корпоративным клиентам финансовые продукты.
