Как менялось отношение к Китаю в разных странах с 2002 г. Как мы видим, за последние несколько лет волна антикитайских настроений захлестнула не одни только Штаты, но и практически весь развитый мир. Ковид только усилил и ускорил рост настороженности в отношении КНР, но не породил его.

Взгляд справа - 3

Итак, закончим тему американских правых разговором о последнем из трех наиболее интересных на мой взгляд консервативных американских авторов - Робе Хендерсоне. Как я уже говорил, Хендерсон - выходец из крайне disadvantaged социального слоя. Хотя после армии он поступил в Йель, а сейчас пишет диссер в Кембридже, он так и не приноровился к культуре правящего сословия Северной Америки - и смотрит на эту культуру с точки зрения чужака, почти иностранца.

Наиболее интересный концепт Хендерсона - это Luxury Beliefs, "люксовые убеждения". Огромная, если не большая часть человеческих усилий, говорит Хендерсон - это signalling, призванное оповестить окружающих о тех или иных качествах сигнализирующего. Наиболее распространенный вид "сигнализирования" - это сигнализирование социального статуса. Но как именно его сигнализировать?

(продолжение за пейволлом)

Динамика результатов по SAT - основному вступительному тесту в американские колледжи - по разным демографическим группам за последние 80 лет. Как мы видим, у всех без исключения групп средневзвешенный балл по SAT снижается - за исключением одной единственной группы - азиатов. У них растет.

Именно в этом ключе я бы интерпретировал недавние инициативы американских университетов по тому, чтобы перестать учитывать баллы SAT при приеме. Объясняется это тем, что экзамен этот inherently racist и benefits the privileged whites at the expense of minorities. Короче, его нужно отменить в рамках борьбы с привилегиями белых.

Но по факту то дело обстоит не так. Азиаты набирают куда более высокие баллы, чем белые - и разрыв между ними растет. То есть под соусом борьбы с “белой привилегией” университеты выбивают табуретку из под ног азиатов, составляющих белым слишком опасную конкуренцию.

Короче говоря, как только стало ясно, что в рамках SAT Джон Смит не может конкурировать с У Пэйфу, как оказалось, что экзамен этот расистcкий, предоставляет неоправданные привилегии Джону Смиту, а потому учитывать его не надо.

А по каким показателям тогда отбирать народ в колледжи? По вступительным эссе и мотивационным письмам (которые напишут платные консультанты) и по общей оценке личности - personality score. Между тем, исследования показывают, что ни одна демографическая группа не получает таких низких personality score как азиаты. Оно и понятно. Поскольку по объективным критериям они давно превзошли всех конкурентов, то топить их надо по совершенно субъективным показателям типа “оценки личности”, которую хрен опротестуешь.

В этой ситуации нет ничего нового. Когда в начале XX в. экзамен SAT был введен впервые, колледжи приняли его с энтузиазмом - типа объективность - это же круто. Но тут выяснилось, что если оценивать чисто по SAT, то все элитные университеты будут доверху забиты евреями. И колледжи ввели в процедуру приема субъективный элемент - эссе, мотивационки, вот этого вот все. Смысл был один - потопить социальных конкурентов. Просто тогда главными конкурентами были евреи, а теперь - азиаты.

Вокруг текущего вооруженного конфликта в недалеком зарубежье, как и вокруг большинства подобных столкновений, наверчены горы исторической аргументации. Кто на этой земле коренной, а кто пришелец никакого отношения к ней не имеющий и т.д. Разобраться во всех этих хитросплетениях неподготовленному человеку непросто, особенно когда он не силен в фактологии. Однако, даже не имея специальной исторической подготовки, можно обратить внимание на некоторые маркеры bullshit в такого рода построениях - слабые места, указывающие на провалы в аргументации.

Вот три наиболее распространенных маркера такого рода.

1. Провалы в хронологии.

Слушаю, например, выступление Ройзмана на Эхе и мой слух цепляет фраза в духе: “Еще в IV в. до н.э… Потом, в 1920 году”. Стопэ, а что было между четвертым веком до нашей эры и тысяча девятьсот двадцатым годом? Почему вы произвольно выбрали вот эти две конкретные даты, а две тысячи лет истории, что прошли между ними, забыли? Не потому ли, что события, произошедшие в этом промежутке, для вашей версии неудобны?

Короче говоря, когда вы слышите аргументацию уровня: “Эта земля принадлежала элоям еще в архее, и только вчера в пятнадцать минут восьмого на ней поселились мерзкие морлоки”, это надежный маркер буллшита. Вам, скорее всего, врут в глаза.

2. Коренной народ

Часто приходится слышать аргумент - народ X на этой земле коренной, а Y - пришельцы, т.к. появились - к примеру - только в XIII в. Следовательно земля эта должна принадлежать иксам, а игреки должны отправляться куда подальше. Вроде бы все логично. Кто раньше встал того и тапки, кто раньше появился на этой земле, тому она и принадлежит. Иными словами, древность владения землей, это самое владение легитимизирует - чем раньше ты пришел, тем весомее твое право собственности. Но тут встает несколько вопросов.

Окей. Допустим for the sake of argument, что вы правы и игреки появились на этой территории только в XIII в и из этого следует, что они должны валить. Значит ли это, что все этнические группы занявшие нынешнюю территорию в XIII в. или позже должны ее покинуть и вернуться в прежние места обитания? Собираются ли скажем европейцы очистить Новый Свет, Австралию и Океанию, Южную Африку и некоторые другие территории за перечисление которых меня упекут за решетку? Если нет, то ваш подход удивляет своей избирательностью.

Хуже того, поскольку вы не требуете от европейцев убираться с глаз долой со всех территорий колонизированных после XIII в. возникает подозрение, что вы и вовсе не верите в собственную максиму. И что это не максима вовсе, а чистое пустословие, призванное легитимизировать уже проведенную или только намеченную этническую чистку.

3. Ad familiam

В войне виноват мерзкий N (вариант клан N), раздувающий пламя конфликта ради сохранения власти. Простите, но этот аргумент рассчитан на людей с памятью золотой рыбки и вдобавок забаненных в гугле, которые не могут узнать в википедии, что на момент прихода клана N к власти конфликт уже шел полным ходом. То есть клану N пришлось иметь дело с уже бушующим конфликтом, а вовсе не создавать его с нуля.

Если вы утверждаете, что событие А было причиной события B, но при этом трехминутное гугление показывает, что событие B случилось раньше, вам надо не в соцсети писать, а срочно обратиться за медицинской помощью.

Достаточно вечер-другой посидеть на правых ресурсах, чтобы убедиться, что весь современный русский национализм вышел из з*****, пардон, шинели Галковского. Галковский сформулировал основные термины, которыми пользуются молодые русские националисты и придумал для них мифологию. Особенно правым полюбился его термин "новиоп".

Новиоп в терминологии нынешнего правого движа - это безродный космополит смешанного происхождения, но обязательно с еврейской составляющей. Новиопы - это враждебное этносословие, захватившее власть в ходе антирусской революции 1917 г. Это главные враги, заедающие жизнь русского народа, которых предстоит изгнать или уничтожить в ходе построения будущего русского национального государства. Правые обожают копаться в корнях тех или иных деятелей, выявляя у них нерусскую кровь - и пригвождая их тем самым к позорному столбу как новиопов.

Это стройная, логически непротиворечивая система взглядов. Но к ней есть два основных вопроса. Во-первых, если считать людей смешанного происхождения политически неблагонадежными новиопами, то сколько останется в России этих благонадежных? Это ставит под сомнение тезис наци о том, что Россия должна стать русским этностейтом в силу численного преобладания русских в ней. Если всерьез подходить к русским черепомеркой, то вы не наберете не то, что 83% русских, о которых любят говорить наци, но боюсь, что даже и 50%.

Во-вторых, если считать, что Россия предана и продана в силу того, что огромную долю ее элиты составляют люди смешанного происхождения, а чистокровных великороссов в ней не так уж и много, то преданным и проданным по этой логике окажется едва ли не каждое первое националистическое движение в мире.

Возьмем к примеру Турцию и движение младотурецкое. В 1913-1918 Турцией правил триумвират Трех Пашей. Из этих трех пашей Энвер был полугагаузом-полуалбанцем, Талаат - помаком, а Джемаль был родом с острова Лесбос. Ниязи, инициатор младотурецкой революции был албанцем, а Махмуд Шевкет паша подавивший контрреволюционный мятеж - чеченцем.

Среди турецких националистических интеллектуалов начала XX в. та же картина. Идею о том, что Османская империя должна стать турецким национальным государством впервые сформулировал татарин. Теоретическую основу под младотурецкий национализм подвел курд. Ну а знаменитый лозунг "счастлив тот, кто может сказать: я - турок" выдвинул криптоиудей.

Короче говоря, если понимать под "турками" классических анатолийцев, то я что-то не могу вспомнить ни одного настоящего турка в руководстве турецкого национального движения в начале XX в. Надо бы выяснить, ноют ли турки, что трансформация Османской империи в Турцию происходила под руководством безродного балкано-кавказского конгломерата. Что-то не думаю, что таких плакальщиков найдется много.

Падишах-и-Рум: Почему турки забыли, что они римляне.

Мы привыкли считать себя, если не лучше, то уж точно прогрессивнее своих предков. Дескать, прадеды наши были люди косные, а мы, если в чем-то им и уступаем, то уж всяко будем гибче и более open-minded. Мы лишены их жестоковыйности, фанатизма и нетерпимости.

Но так ли это на самом деле? Действительно ли мы разумнее и гибче своих предков? Для того чтобы ответить на этот вопрос предлагаю рассмотреть некоторые аспекты турецкой национальной мифологии времен расцвета Османской империи (XVI-XVII вв.) и для сравнения турецкой же мифологии XX в.

Начнем с самоназвания. В принципе, исторически подкованные люди знают, что в раннее новое время турки не называли себя турками. А как же тогда они себя называли? Многие считают, что самоназванием турок было слово "османы". Это верно в отношении XVIII и особенно XIX в., но до XVII в. включительно понятие "османы" включало в себя только правящую династию, а не народ в целом. Народ же и страну в XVI-XVII вв. называли совсем другим словом - Рум (Рим).

(продолжение за пейволлом)

Арнольда Тойнби в свое время выгнали из лондонского King’s College (он был там главой кафедры средневекового и современного греческого) за «протурецкую» позицию в греко-турецкой войне 1919-1924 гг.

Самое смешное, что его позиция вовсе не была «протурецкой», а напротив достаточно сбалансированной. Он писал: «Греция оказалась так же неспособна как и Турция (или любая западная странна) хорошо управлять смешанным населением с этнически чуждым большинством и меньшинством ее собственной национальности» (The Western Question in Greece and Turkey).

Т.е. в Европе начала XX в. любая другая позиция кроме яростного осуждения турецких кровопийц и безоговорочной поддержки греков представлялась как протурецкая. В этом греко-турецкий конфликт начала XX в. напоминает современный армяно-азербайджанский.

The Great Reversal

Вот, что любопытно. Столетиями дипломатические расклады в Европе и в Азии были устроены принципиально противоположным образом. В рамках “европейского концерта” государства стремились к достижению баланса сил, а потому усиление одного игрока автоматически вызывало создание альянса против него. Ну типа, Испания с Австрией усилились - европейцы объединяются против них, Франция усилилась - и уже против нее создаются общеевропейские альянсы. Россия задумала взять Константинополь, что чрезмерно ее усилит - и коалиция складывается против России. Короче говоря, если кто-то слишком широко шагает, это немедленно настраивает против него всех соседей и не только соседей.

В Азии же дело обстояло ровно наоборот. Там как раз исторически стремились льнуть к сильнейшему, а не объединяться против него. Об этом, например, писал генерал-губернатор Бенгалии Уоррен Гастингс в своем письме к совету директоров Ост-Индской компании:

“Баланс сил [в Индии] очевидно изменился в нашу пользу. Это имеет более далеко идущие последствия, чем имело бы в Европе, где политики руководствуются принципами противоположными тем, какими руководствуются политики Азии. В Европе слабейший игрок будет поддержан своими соседями, которые знают, что их собственная безопасность зависит от поддержания баланса сил. Но в Азии желание поживиться за счет гибнущего государства и страх вызвать на себя гнев сильнейшего - это главные мотивы международной политики, и каждое государство желает примкнуть к тому, которое продемонстрировало превосходящую мощь”

Короче говоря, исторически европейские государства поддерживали в конфликтах более слабую сторону, чтобы сохранить баланс сил, а азиатские - более сильную, чтобы поживиться плодами ее победы и не вызвать на себя ее гнева.

Но сейчас-то дело обстоит прямо противоположным образом. Это в Азии теперь усиление одного игрока немедленно вызывает негативную реакцию со стороны всех его соседей. Китай усилился - и это вызывает ухудшение его отношений с Япониями, Кореями и прочими Вьетнамами. Турция широко шагает - и все окружающие Египты-Греции-Саудовские Аравии начинают плести интриги и заключать альянсы против нее. Короче говоря, такое чувство, что современные азиатские политики руководствуются теми принципами, которыми европейцы руководствовались веке в XVIII.

А на Западе наоборот. Там есть гегемон - Соединенные Штаты, и все льнут к нему, и никто не пойдет с ним на открытый конфликт. То есть, если в Азии в наше время сложилось несколько “концертов”, подобных европейскому концерту XVIII в., то Запад все больше превращается в мир-империю, подобную империи Римской. Это интересный эффект, вызванный по-видимому тотальной победой США во Второй мировой. Интересно, надолго ли его хватит и как скоро всякие Франции с Голландиями начнут перечить гегемону. Я, кстати, смотрю на эту перспективу с любопытством, но без особого энтузиазма - мир без единой мир-империи Запада с Штатами во главе возможно будет более интересным, но совершенно точно - намного более кровавым.

Загадка посложнее

В Средневековье и раннее Новое время основными статьями шотландского экспорта были т.н. staple goods - прежде всего, шерсть, кожа и лосось. До 1700 г. эта ситуация сохранялась в более-менее неизменном виде, но уже в первой половине XVIII в. она поменялась кардинально. И к моменту Американской Революции в 1770-е один-единственный товар давал около 75% экспорта Шотландии.

Назовите этот товар.

Отвечать можно в чате https://t.me/joinchat/Gsns0Fbho4IIBwDVVBW4cQ

Ни для кого не секрет, что главная дырка в таможенной системе РФ - это граница с Беларусью. Закупаться напрямую у европейских супостатов Богородица не велит, а потому российский рынок завален беларусскими устрицами и осьминогами.

Нечто похожее произошло и после объединения Англии с Шотландией в Великобританию в 1707. Формально независимость Шотландии была ликвидирована: ее корона и парламент были слиты с английскими, как и ее система госуправления. По факту однако шотландские чиновники, включая таможенных, сохраняли огромную степень самостоятельности от Лондона и были куда теснее связаны с местными коммерсантами, чем со своим лондонским начальством.

В результате Шотландия превратилась в главную дырку в английской таможенной системе и город Глазго, росший американскими темпами, стал главным логистическим центром по торговле табаком на планете. Таможенники в сговоре с местными купцами систематически занижали объемы импортируемого табака (мы знаем это по расхождению агрегированных цифр импорта, почерпнутых из купеческой бухгалтерии, и официальных данных таможни) и в результате торговать через Глазго было тупо выгоднее.

Ко второй половине XVIII в. Глазго закупал больше табака, чем Лондон, Бристоль, Ливерпуль и Уайтхэвен - основные английские логистические центры по торговле табаком - вместе взятые. Неудивительно, что ко временам Американской Революции, табак составлял более 3/4 шотландского экспорта, а значение старинных staple goods упало.

Бродель в свое время отмечал один парадокс армянской истории, заметный уже в XVI-XVII вв, но особенно очевидный в наши дни. С одной стороны, сильная и богатая диаспора, с колониями коммерсантов раскинувшимися от Марселя до Каликута. Скажем, армянская Джульфинская компания получила от московского царя уникальный налоговый статус, включавший серьезные скидки по таможенным пошлинам - и взяла в свои руки речной транзит товаров от Астрахани до Архангельска.

С другой стороны - бедная и отсталая собственно Армения, причем и в турецкой, и в персидской своей части.

Бродель задавался вопросом - как так вышло, и выдвинул предположение, что  коммерческий успех диаспоры ослаблял Армению, высасывая из нее наиболее способную и пробивную молодежь. И не то, чтобы разбогатевшие за рубежом армяне не возвращались домой с деньгами, многие возвращались. Но тратили они их на  престижное потребление - отстроить большой дом и т.д. Так или иначе, механизмы экономического роста в Армении запущены не были - и очень богатые диаспоры в Киеве или Стамбуле контрастировали с бедностью тех армян, что остались дома.

У овердофига знакомых, так или иначе связанных с Китаем, закрытие китайских границ поломало к черту все карьерные планы. Кто-то поехал из Китая домой на пару недель и не смог вернуться, кому-то просто не продлили визу. Так или иначе, они оказались вынуждены вернуться в свои постсовковые города и мало кто из них доволен новым положением дел.

Мне в этой связи вспоминается старая мудрость английских генералов XVIII в. Вероятность бунта или массового дезертирства в полку достигает максимума в двух случаях: когда полк отправляют в Индию и когда его из Индии возвращают. Далеко не все английские солдаты горели желанием отправляться за тридевять земель, но, когда они осознавали, что в Англии они никому не нужны и не интересны , а в Индии у них появляется возможность жить красиво, их потом из этой Индии за уши было не вытащить. Так же и у отечественных китаистов с Китаем, походу.

Меня как историка в связи с конфликтом в Карабахе интересует вот что. Мы сейчас воспринимаем союз Турции и Азербайджана (одна нация - два государства) как нечто самоочевидное. Но ведь еще несколько поколений назад отношения между турками и азербайджанцами были ужаснейшими. Скажем, в 1930-е турецкий МВД неофициально запрещал натурализацию в Турции всего двух кавказских народов - армян и азербайджанцев. И если с армянами все в общем-то понятно, то запрет на предоставление гражданства азербайджанцам может вызвать у современного читателя вопросы.

Почему так? Чтобы ответить на этот вопрос нам придется вернуться на несколько столетий назад. Кого Османская империя традиционно считала своим главным, экзистенциальным противником? Не австрийцев и не русских, а кызылбашей - правящих Большим Ираном азербайджанцев. Единственные этнические чистки, которые когда-либо проводила Османская монархия были направлены как раз против восточнатолийских шиитских туркоманов - то есть по сути, против азербайджанцев.

Оно и понятно. Государство кызылбашей (которое у нас неверно называют "Персией") было полной противоположностью османского во всех смыслах. Османы сунниты, кызылбаши - шииты. Основа османской армии - вооруженная огнестрельным оружием пехота и артиллерия, кызылбашской - племенная кавалерия. Османы уже году к 1500 представляли собой централизованную бюрократическую монархию, где правили султан и визири, а кызылбаши по факту были племенной демократией. Все важнейшие вопросы от утверждения нового шаха и до объявления войны решались на курултаях - аж до XVIII в.

Суммируя все вышесказанное, азербайджанское государство кызылбашей в гораздо большей степени сохранило черты тюркской племенной демократии, чем Османы, где кочевые традиции умерли уже к XVI в. Символично, например, что такие archrivals как "турецкий" султан Селим и "персидский" шах Исмаил оба были неплохими поэтами. Вот только "турецкий" правитель писал стихи по-персидски, а "иранский" - по-тюркски. Понятно почему - в бюрократической Османской империи статус персидского как языка образованности был чрезвычайно высок, гораздо выше, чем в государстве кызылбашей, где персы занимали положение завоеванного народа и престижным был как раз тюркский.

Неудивительно, что османское государство, которое было полной негацией кызылбашского, воспринимало кызылбашей, а вместе с ними и всех азербайджанцев как главных экзистенциальных врагов. И отзвуки этих представлений дожили аж до XX в., отразившись в секретных инструкциях турецкого МВД, о которых я упоминал в начале.

А дальше произошло вот что. Вражда между турками и азербайджанцами была отчасти враждой религиозной, а отчасти - конкуренцией двух противоположных социополитических моделей. Но советская культурная политика по факту убила шиитские традиции в Азербайджане, так что теперь он представляет собой вполне секулярную страну. И это значит, что старый повод к взаимной ненависти утратил свое значение. Что касается социополитических моделей - на данный момент между Турцией и Азербайджаном нет в этом плане принципиальной разницы, так что и этот фактор больше не играет роли.

Короче говоря, советский секулярный проект парадоксальным образом проложил дорогу турко-азербайджанскому братству. Очевидно, что если бы азербайджанцы в массе своей оставались ярыми шиитами, то настолько тесное сотрудничество с суннитской Турцией было бы невозможно.

Исторические судьбы азербайджанцев во многом напоминают судьбы валлонов.

Если вкратце: французский исторически был языком правящей элиты по всем Большим Нидерландам, точно так же как и азербайджанский - языком элиты во всем Большом Иране. Но при этом вглубь французский пошел только на территории нынешней Валлонии - там на французский перешли даже простолюдины, в то время как во Фландрии и тем более в Голландии на нем говорили только высшие классы. Точно так же и азербайджанский пошел в народную толщу только на территории исторического Азербайджана.

Этим объясняется, например, историческое положение Брюсселя и Еревана. Подобно тому как Брюссель - франкоязычный город посреди голландскоязычной округи, так же и Ереван был азербайджаноязычным городом посреди армяноязычной округи. Понятно почему - в столичных городах концентрация высших и землевладельческих классов была максимальной, а потому в них языки верхов пошли в народную толщу.

Резюмируя все вышесказанное: когда мы говорим об исторических правах на землю, мы забываем вот о чем. Государства архаики не были ни национальными государствами ни этностейтами. Культурный разрыв между верхами и низами был совершенно нормальным явлением. Ну типа как "персидская" элита писала тюркоязычную литературу, а "турецкая" - персоязычную.

Однако публичный дискурс предпочитает всего этого не замечать и рассуждает об исторических правах в тоне, как будто когда то в прошлом существовали гомогенные этностейты и только в современную эпоху их гомогенность была нарушена. Но это же чушь собачья. Это как раз современное национальное государство пытается всех гомогенизировать - и с тем чтобы обосновать насильственную гомогенизацию (=геноцид) апеллирует к вымышленному образу прошлого, когда земля, за которую идёт битва, якобы была гомогенной.

Американский экономист XIX в. Генри Кэри визуализировал как меняется распределение национального дохода в США по мере движения с востока на запад: какая доля в каждом долларе стоимости продукта приходится на 1) зп 2) прибыль 2) ренту.

На востоке, в богатом промышленном Бостоне доля зп в каждом долларе стоимости товара максимальна. А вот доля капитала (прибыль + рента) невелика.

По мере продвижения вглубь континента - к бедному сельскохозяйственному Сент-Луису доля зп падает, а вот доля капитала (прибыль + рента) растет.

Выходит, что эта диаграмма визуализирует отношения центра и периферии в мир-системе. Богатый развитый Центр - это зона, где доля зп максимальна. По мере движения с Центра на Периферию, доля зп падает, а капитала - растет.

Короче, Периферия - это  регион, где люди получают ничтожную долю того, что они произвели. Так что если ваша страна все глубже погружается в Периферию, то мечты о том, чтобы людям наконец начали платить нормальные зарплаты - маниловщина. Скорее следует ожидать обратного.

Часто приходится слышать, что толчком к Ренессансу якобы стало падение Константинополя. Типа бежавшие от османов греки привезли в Италию древние рукописи, итальянцы их прочитали, набрались ума, и все науки там расцвели пышным цветом.

Факт греческой иммиграции действительно имел место быть, вот только последствия его оказались чуть более неоднозначными.

Возьмём, например, картографию. К XV в. в Европе уже распространились портоланы - чрезвычайно качественные и точные карты Средиземноморья. Потом приехали греки и привезли с собой свои устаревшие карты, основанные на произведениях Птолемея, уступавшие портоланам по всем показателям. И вот что получилось - кривые-косые птолемеевские карты, привезенные греками, начали вытеснять портоланы. Потому что авторитет античной традиции был настолько велик, что противопоставить ему было попросту нечего.

О чем нам говорит эта история? Во-первых, об опасности широких обобщений. Когда вам говорят "в ходе события Х все науки расцвели" надо подробно выяснять какие расцвели а какие наоборот. Во-вторых, представление, что истина всегда побеждает ложь, а более точная версия менее точную - чушь собачья. При определенных обстоятельствах более грубая и менее точная версия вполне может одержать победу на marketplace of ideas. Просто потому, что господствующий на этом маркетплейсе дискурс благоприятствует более грубой и далёкой от истины версии.

Некоторые полагают, что озабоченность американцев конфликтами на Ближнем Востоке - феномен XX века и только. Это неверно. Фокус на Ближнем Востоке заметен даже в первых американских газетах XVIII в. Возьмем, например, две главные газеты начала восемнадцатого века - American Weekly Mercury и Boston News-Letter. С 1722 по 1724 г. главной темой обеих главных газет Северной Америки была гражданская война в империи Сефевидов. Неделя за неделей обе газеты посвящали событиям гражданской войны в Иране в среднем от четверти до трети выпуска. Однажды, когда вестей с фронтов Персии не было, передовица American Weekly Mercury так и открылась фразой, что из Персии почему-то ничего не слышно. Т.е. отсутствие новостей из Ирана само по себе было новостью огромной важности для тогдашних североамериканских колоний.

И вот что любопытно. Тональность американских газет была вовсе не нейтральной. В войне между правящими Ираном Сефевидами и афганскими повстанцами обе газеты целиком и полностью заняли сторону Сефевидов. Из номера в номер они гнули линию про замечательных кызылбашей и кровожадных пуштунов. Кызылбаши наделены всеми возможными достоинствами, а пуштуны - твари, потерявшие облик человеческий.

Почему американские медиа заняли именно такую позицию? В тогдашнем европейском дискурсе, который определял и дискурс североамериканский, Османская империя представлялась Абсолютным Злом, сущим Мордором. Логично, что противостоящие ей Сефевиды виделись тогдашним журналистам замечательными ребятами. Ну а раз Сефевиды - молодцы, то кто же тогда восставшие против них пуштуны? Естественно предатели и изменники, клейма на них ставить негде.

На этом примере мы видим, что американский (да и в целом западный) дискурс в отношении Ближнего Востока не сильно изменился с XVIII в. Во-первых, войны на Ближнем Востоке очень важны и во многом формируют медиаповестку. Во-вторых, медиа целиком и полностью солидаризируются с одной из противоборствующих сторон. Благородные кызылбаши сражаются с подлыми пуштунами, одна из сторон олицетворяет Добро, а другая - Зло. Факты при этом не имеют никакого значения: сторона Зла дегуманизируется, а сторона Добра облагораживается (в соответствии с тогдашними представлениями о прекрасном) - и в этом деле журналисты не останавливаются ни перед каким натягиванием совы на глобус. Например, война между кызылбашами и пуштунами то и дело характеризуется как противоборство “персов и мусульман”. “Мусульмане” (сунниты то есть) плохие, А “персы” (шииты) настолько хорошие, что их и мусульманами-то по сути назвать нельзя.

Короче говоря, листая газеты XVIII в. и читая, что в них тогда писали про ближневосточные войны, создается впечатление, что западная журналистика так 300 лет и топчется на месте и никакого существенного прогресса с той поры не достигнуто.

В Швеции мне как-то довелось пообщаться с рабочим-кораблестроителем - 18-летним парнем без специального образования.

Говорит, у них на верфи есть две категории рабочих - шведы и поляки. У них разные раздевалки, разные столовые, ну и разные цвета спецовок, чтоб не путаться.

Поляков каждое утро проверяют на алкоголь в крови, шведов не проверяет никто. Получают поляки ровно половину от шведской зп - за ту же самую работу. Кстати, было видно, что самому шведу несколько неудобно об этом говорить.

Я это к чему, при всем либеральном декоре, Швеция (да и Запад в целом) - это на самом деле довольно жесткое и иерархическое общество. И восточноевропейцы, в частности поляки, занимают там самые нижние позиции. Мне кажется, эта очевидная униженность поляков проливает свет на остроту нынешнего конфликта между Польшей и странами Западной Европы.

Что такое бюрократия или отчего погибнет Запад.

Когда-то в прошлом, в эпоху классического капитализма, Запад был устроен примерно так. Экономикой рулили капиталисты, владельцы заводов, газет, пароходов, которые самостоятельно управляли своей собственностью. Государственными же структурами почти монопольно распоряжались аристократы-землевладельцы,  распределявшие политические посты в своем узком кругу. Между двумя этими группами элиты всегда сохранялась напряженность: первые завидовали престижу и влиянию вторых, а вторые, живущие в перманентных долгах и стрессе от безденежья, втайне мечтали породниться с денежными мешками.

Теперь эта эпоха в прошлом. В наши дни противоречие между экономикой и политикой в значительной степени снято, потому что и той и другой сферой распоряжается один и тот же социальный класс - менеджеры или профессиональные бюрократы. Высшие управленцы легко прыгают с госслужбы в советы директоров компаний и наоборот. Практика эта получила настолько широкое распространение, что для нее существуют специальные названия - pantouflage, revolving door и т.д.

Какие последствия менеджериализация политики и экономики влечет для западного общества? Для того, чтобы это выяснить, следует прежде всего поговорить о том, кто такой менеджер и с чем его едят. Причем, в данном случае имеет значение не менеджер среднего звена, а высший управленец, топовый бюрократ.

Какие люди попадают в топовые бюрократы? Или, иными словами, какие качества нужны для того чтобы пробиться на вершину бюрократической иерархии? Ответ на этот вопрос дает, на мой взгляд, рассказ одного американского CEO. Общаясь как-то с молодым управленцем, он дал ему карьерный совет…

(продолжение за пейволлом)